Подстолье

 Где-то далеко-далеко, на древней дикой земле, там, где живут только огромные сосны и иногда инопланетяне, произошло чудо.

 Снег валил огромными хлопьями на просторную поляну посреди густого хвойного леса. Больше нигде. Издали это выглядело так, будто с неба бьёт столб белого мерцающего в лунном взгляде света, божественной благодати.  Снежинки падали медленно, раскачиваясь на ветру, и каждая из них говорила детским голосом: одна шептала пожелания под одеялом перед новогодней ночью, другая про себя, глядя как ругаются мама с папой, третья едва шевелила губами, зажмурившись – она желала что-то по-настоящему сокровенное и необходимое. Снежинки искрились и мерцали, улыбались. Гигантские сосны начали синхронно покачиваться из стороны в сторону вокруг них. Зажглось северное сияние, но и оно было чудесным – слишком ярким и фиолетовым. В небе мерцали яркие вспышки и громом проносились плач и смех младенцев, застревая эхом в лесу.

 И вдруг снежинки завертелись в ураган, а сосны захрустели. Мощные стволы вырвало из земли вместе с огромными корнями и закрутило в чудесном смерче. Всё сливалось: сияние, снег, плач и шёпот детей, сосны, вспышки. Всё уплотнялось, превращалось в сингулярность чуда… Взрыв.

 Над девственным древним местом поднялся гигантский грибок, как от атомной бомбы, только бело-фиолетовый и безопасный. Снег прошуршал по иголкам леса, и стало тихо. На поляне сидел Крокозябрикус.

 В его глазах было фиолетовое северное сияние. Тело из пушистого искрящегося снега на спине было усеяно плотным покровом сосновых иголок на манер ёжика. Ступни и ладони были розовыми мягкими и нежными, как у младенца. Первое, что сделал Крокозябрикус после того, как родился на свет – загадал желание.  Славик сидел за столом на своём высоком детском стульчике и деловито стучал рукой. Выражение его лица было озабоченным и сосредоточенным настолько, насколько это возможно на первом году жизни. Слева сидела мама в сребристой блестящей блузке и пиджаке. А справа бабушка – очень похожая на маму, только чуть полнее и старее. Все смеялись, мигали огни, громко играла музыка. Папа всех перекрикивал, пытаясь что-то сказать, переспорить. Он сидел с обратной стороны стола в бежевом пиджаке, а рядом с ним дедушка в клетчатой чёрно-белой рубашке.
 
Взрослые обращались к Славику глупыми нечленораздельными голосами. Что-то вроде «Атютютю и аняняняня». Иногда это смешило. Иногда пугало. Славик изучал стол. Всё казалось таким интересным, неизведанным. Оранжевые шары-мандарины, яркие бутылки, блестящие обёртки конфет и, конечно же, ёлка.

Когда Славик вглядывался в бутерброды с маслом и красной икрой, что стояли на углу, из под стола протянулась белая лапка и ухватилась за красивую белую скатерть. Глаза Славика округлились.

  — Куда это ты так смотришь? – деланно милым голосом спросила бабушка.

 Появилась вторая лапка и ухватилась за край стола, едва не задев чью-то вилку вымазанную в салате.

  — Смотри-смотри, — прошептала бабушка маме, подмигивая на Славика.

 Из под стола, на фоне новогодней ёлки, медленно показалась голова Крокозябрикуса. Большие фиолетовые глаза, пушистая морда, широкий рот без губ. Скрылась под столом и появилась снова, чуть правее. Славик слегка повернул голову.

  — А может он там видит что-то чего не видим мы, — сказала мама.

 Крокозябрикус появлялся то там, то тут, и Славик с интересом искал его взглядом по краям стола. Ребёнок смущённо улыбнулся и отвёл глаза к всеобщей радости взрослых.

  — Чиво ти там улибаеся? А? А? – хвать за нос – Ково там увидиль? – закривлялся папа.

 Все начали кривляться и смеяться, борясь за улыбку Славика, но он снова стал серьёзным и сосредоточенно водил глазами туда-сюда в поисках Крокозябрикуса. С тех пор они встречались каждый Новый год.  Дедушка нарядился в свою лучшую рубашку и классические штаны и сел на диван перед праздничным столом. Было только девять вечера, никто ещё не начал сервировать стол, но дедушка настаивал что уже пора и обиделся. Потому сидел он с обиженным лицом сложа руки на груди. Слева его нахмуренное лицо освещали разноцветные гирлянды с ёлки. Мама с бабушкой суетились на кухне, а папа не знал куда себя деть, потому выходил покурить на балкон чаще, чем обычно и с радостью принял распоряжение сбегать в магазин за пачкой майонеза, которого, как водится, всегда не хватает к новогоднему столу.
 
Славик игрался в комнате старшей сестры, которая недавно ушла в гости к друзьям. Пахло её духами. На кровати лежало вечернее платье, которое она решила не надевать – выбрала другое. Славик представлял себя режиссёром: игрушки в его руках были актёрами, кровать и подкроватье – декорациями. Он показывал свой фильм Крокозябрикусу и тот мечтал, что Славик вырастет и станет великим деятелем кино.

  — А вон там будет огромная пещера! – радостно сказал Славик, указывая на шкаф.

 Он держал в руках две фигурки – человека-паука и черепашку-ниндзя. Управляя ими, он повёл их через долину-кровать, помог спуститься с обрыва на пол(сам при этом сполз туда же) и направил к древней гигантской пещере. На пути встретился ужасный монстр – плюшевый заяц сестры, подаренный ей одним из ухажёров. Славик не любил этого зайца, отчего он часто выступал в роли монстра в его «фильмах».

 Древние гигантские ворота из лакированного дсп отварилась. Дальше путь пролегал в неизвестность и темноту. Славик и Крокозябрикус забрались в шкаф, и вдруг кто-то холодной лапой схватил мальчика за руку, потом ткнул колючкой в плечо. Славик задрыгался и выпал из шкафа, Крокозябрикус следом за ним.

 Они отползли в страхе назад и только тогда увидели, что таинственный нападающий – это большая резиновая Годзилла, о которой так мечтал Славик.

  — Это наверное мама с папой спрятали!

 Лицо ребёнка стало счастливым, сияющим. Крокозябрикус по-ребячески катался по кровати, загадывая новые желания. Друзья спрятали Годзиллу обратно, прикрыли его рукавом старой шубы и вышли из комнаты.

  — Папа, что ты начинаешь? Успеем мы обставить стол! Рано ещё! – возмущалась мама.

  — Да пусть сидит дуется! Не обращай внимания! – вторила ей бабушка.

  — Да пошли вы на хрен! – яростно выпалил дедушка и быстро прошёл в свою комнату, слегка оттолкнув Славика с Крокозябрикусом.   Все стояли на балконе и кричали ура. Папа держал яркую цветную палку и из неё вылетали яркие вспышки. Все остальные – бенгальские огоньки. Кроме дедушки – дедушки не было, он умер летом.
 
 Когда крики «ура» стали чуть тише и более выстраданными – Славик поспешил в зал, под стол. Там его уже ждал Крокозябрикус.

  — Что с тобой? – спросил чудесный зверёк, а сам загадал желание: чтобы Славик перестал грустить.

  — Мне в этом году подарили только новую кофту. И ничего из того, что я хотел. – насупившись сказал мальчик. – А уже и часы пробили, и салют. А под ёлкой ничего!

  — Не переживай, зато ты можешь загадывать желания! А если бы тебе уже подарили – не мог бы!

 Скатерть двинулась и появились колени папы. Мамы, бабушки и дяди Гришы с тётей Ирой. В этот момент Славик с Крокозябрикусом переместились в другой мир – подстолье. Отсюда они, как призраки, могли наблюдать за остальными, оставаясь при этом не замеченными. Славику здесь очень нравилось. Ему нравилось осторожно проползать, стараясь не задеть чью-нибудь ногу и подглядывать.

 Мальчик осторожно отогнул скатерть и глянул на верх. Папа сидел с рюмкой в руках и широко улыбался. Славик посмотрел на своего подстольного друга. Детские глаза переисполняла радость и некое чувство превосходства. Он чувствовал себя так, будто выглядывает из портала в другой мир. На самом деле это так и было.  
Родителей не было дома – они ушли в гости. Вся квартира осталась в распоряжении Славика. Он и его друзья считали себя взрослыми, всеми силами старались отделаться от детства и поэтому быстро напились. За столом осталось двое – Виталик и Рома. Они вели ожесточённый спор. На столе царил бардак, грязь, лежала перевёрнутая пустая бутылка водки.

 Славик проснулся от нестерпимой тошноты и бегом помчался в туалет. На кровати, с которой он вскочил, остался спать мёртвым сном его друг Саша. Ещё кто-то лежал на полу, Славик споткнулся об него, едва не упав.

 Желудок лишь сжимался и бился в судорогах – рвать было уже нечем. Получалось лишь издавать омерзительные ужасающие звуки, без какого бы то ни было эффекта. Будто из Славика выходит злой дух.

 Он смыл чистую воду в унитазе и вышел в коридор. Уткнулся в стену и закрыл глаза.

 «Как же плохо. Никогда больше не буду пить» — говорил он про себя.

  — Привет, — сказал кто-то снизу.

Славик не хотя, с трудом посмотрел слезящимися глазами вниз.

  — Почему ты меня не замечаешь весь день? – сказал Крокозябрикус.

 Славик молча смотрел, и глаза его мало-помалу становились напуганными.

  — Ты больше не хочешь со мной дружить? Почему ты перестал загадывать желания? Верить в них? Что с тобой?

 Славик задрал голову и прошептал:

  — Господи, пожалуйста, пусть всё это закончится. Прошу тебя. Я больше никогда не буду пить.

 -Что случилось, Славик? – спросил Рома, который как раз шёл в туалет.

  — В жизни больше ни капли не выпью, вот что.     Славик вернулся за стол и с трудом уселся на старый мягкий диван. Уже было налито. Зять Славика, в лощённом чёрном костюме и аккуратной бородкой говорил тост своим до противного идеальным голосом. Что-то про семью, что надо чаще встречаться.
 
«Да не дай бог с вами всеми чаще встречаться» — подумал про себя Славик.

 Слева от него сидела сестра со своим ворчливым мужем, справа жена, а напротив дочь в чёрном платье. Сестра перебила зятя, дочь обиделась, завязалась перепалка, жена пыталась всех успокоить. Славик тяжело выдохнул и поставил бокал на стол.

 Что-то коснулось его ноги. Он посмотрел вниз и увидел горящие глаза внука, выглядывающие из под скатерти. И вдруг челюсти свело судорогой. Вспомнился дедушка, родители, детство… Но Славик не подал виду. Он незаметно схватил внука за плечо и сказал ему шёпотом:

  — Передавай привет Крокозябрикусу.

 Глаза внука округлились от удивления. Славик ему весело подмигнул и отпустил плечо.

 Все продолжали ругаться, никто не заметил как Славик снова ушёл из-за стола. Он вышел на балкон и, глядя в ночное небо и редкие вспышки салютов, вдруг захотел загадать желание. Славик закрыл глаза, распахнул их… в небе пронеслась падающая звезда…

Разучился.

Любое желание, какое бы он не придумал, растворялось в неверии, в ощущениях абсурдности и глупости такого стремления.

 Старик улыбнулся собственной беспомощности и, ковыляя, пошёл обратно к столу.